Что это значит – «потерять все»? Люди думают, что их вещи, их деньги – гроши или миллионы – и то, что они называют положением в обществе, это и есть «все». Но на самом деле людям по-настоящему нечего терять. Их жизнь – короткий миг, искра, которую трудно даже различить в костре веков. Мелькнула и погасла. Они обречены умирать раньше, чем можно по-настоящему почувствовать вкус к жизни. Потому что аппетит к такому блюду, как «бесконечность» разгорается веками. И как же больно лишиться этой бесконечности, когда только-только показалось, что понял, под каким соусом ее есть.
  Арес шел по разбитому асфальту, поглядывая на разбитые стекла брошенной жилой многоэтажки. Война с титанами была жестокой. Она началась в Тартаре, и, не добравшись до небес, пролилась огненным морем по Нью-Йорку. Боги спустились на землю, чтобы остановить нашествие, но сама земля как будто была против них – их силы уходили в пустоту, тая с каждой минутой. Титаны смеялись им в лицо. Арес вел отряд полукровок, но уже после первого сражения, когда смертные дети увидели окровавленные тела своих товарищей, некоторые из них бежали. Арес метал ножи им вслед, но попал в спину только одному дезертиру. Впервые за тысячи лет бог Войны не смог добросить карающую сталь до трусов. И тогда он понял, что это будет конец. Все-таки конец, эпоха олимпийцев ушла.
  Он сражался до последнего вместе со всеми, пока не остался один среди почерневших тел на руинах какой-то площади. Сражался до тех пор, пока не почувствовал, что больше не мог удержать в руках меч. Тогда титан щелчком сбросил его с полуразваленной стены и оставил валяться в куче щебня. Его даже не удосужились добить, и, очнувшись, он понял, почему.
  Из рассеченного виска текла кровь, а во рту пересохло. Арес шел медленно, чтобы сберечь силы. Он знал о смертной жизни, может быть, больше многих своих собратьев. Он столько лет провел на земле среди воинов. Иногда незримым призраком, а иногда и генералом или даже простым солдатом, примеряя на себя формы разных стран и эпох. Он был и в римском легионе, и в немецком штабе в середине двадцатого века. Поэтому он знал, что надо делать, поэтому первым делом нашел в разбитой витрине длинный нож и смог кое-как заклеить рану пластырем. И поэтому он даже примерно знал, куда идет – прочь из города, где сотни разлагающихся трупов скоро обрекут последних выживших на страшные муки от отравления. Единственное, чего он не знал: что будет делать дальше.
  Смертный и уязвимый. Это не укладывалось в голове. Он, который столько лет видел смерть со стороны и привык не считаться с жизнями простых солдат, вдруг оказался на месте последнего отставшего от своих салаги на минном поле. Вдруг он со всей отчетливостью осознал, что такое страх небытия. И только небеса знают, как с ним, оказывается, сложно было бороться.
- Клянусь Стиксом, ничего еще не кончилось, - прохрипел мужчина, ставя ногу на кучу вывернутого асфальта. – Пока я жив, война еще не закончена.
  Он так увлекся внутренней борьбой, что допустил еще одну ошибку зеленого юнца: забыл смотреть по сторонам. Хотя подсознательно он был уверен, что здесь на мили вокруг нет ни одного живого существа.