 |
Dangerous game of gods |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Dangerous game of gods » КАНУВШЕЕ В ЛЕТУ » Ночь. Отель. Утро. Постель. Ботинок. Ботинок?!
x Место, время действия:, Нью-Йорк, Helmsley Park Lane Hotel,
27-28.06.2011|22:03-??:??
х Участники: Apollo, Deimos
х Краткий сюжет: Ничего не предвещало беды. Но все пошло как-то не по плану. Совсем не по плану. Как вообще так получилось? Аполлон, что ты делаешь? Прекрати!
х Варнинг: графомания, наркотическое описание нормальных вещей, нецензурная лексика. намек на м+м
Давай приколемся хотя бы как-нибудь,
Хотя бы пять минут, и люди не поймут.
Отредактировано Deimos (04-04-2013 15:06:04)
❖Предисловие или как так вообще получилось, что они оказались вместе.
Поздний вечер. Яркие фонари и неоновые вывески освещают каждый сантиметр земли. Сигналы машин и уличный гул, создаваемый прохожими, заставляет со всей силы сжимать вески. Так, на всякий случай. Чтобы голова не разлетелась на мелкие куски, словно разорванная бомбой. Сидеть в каком-то подпольном клубе с незнакомой компанией и бухать так , словно это последний день в его жизни, было не самой лучшей идеей. Но тут выбирать не из чего. Он хотел почувствовать себя человеком. Ну, что хотели, то и получили. Пожалуйста, забирайте, сдачи не надо. Тошнота, которая преследует его уже несколько часов после молочного коктейля, которым он решил запить качественный виски, не дает ему полностью раствориться в волшебных порах алкоголя. Головная боль, напоминающая о себе через каждый шаг, мешает опустить руки и идти, опираясь хотя бы о стену, и не наваливаться на компании мимо проходящих людей. Которые потом его еще и отталкивают на несколько шагов назад. Они даже и не догадываются, с каким трудом ему дается каждый метр.
Торчащая из штанов, летная рубашка расстегнута почти до пояса. С каждым шагом она спадает с плеча все больше. Он этого не замечает. Разорванные в хлам, с кусками земли и травы на коленях, джинсы больше похожи на штаны разнорабочего, который весь день ползал на четвереньках и собирал собачье дерьмо с газонов парка. Взъерошенные и сальные от жары волосы подчеркивают вид упитого в усмерть бомжа. Запах алкоголя, выступающий на коже вместе с капельками пота, завершает его сегодняшний образ.
Он сидит посреди тротуара. Сонными глазами видит ноги прохожих, но не успевает следить за всеми. Стук каблуков и шарканье сланцев об асфальт заставляют его материться севшим голосом. Замечает вызывающе короткую юбку и цепляется за руку ее обладательницы. Что-то бурчит себе под нос про кровать и безудержное веселье. Рука сползает по ногам милой семнадцатилетней девушки. Противный девичий писк разрывает череп, словно камень влетевший в окно, и смешивается с мужским недовольным басом, который становится четче с каждой секундой.
Резкий удар в нос отрезвляет его на пару секунд. Падает на спину и корчится от боли в лице. Закрывает рукой глаза не понимая, что происходит. Слышит шаги вокруг собственного тела и не ожидает больше никаких ударов.
- И это все, на что ты способен? - его смех разрывает легкие. Надеется, что его оставят в покое. Он ведь настолько пьян, что не может нормально стоять на ногах. А уж о том, чтобы участвовать в спарринге, не нужно и заикаться.
Словив подачу, скажу: «Че-то слабо ты накачан!»
Глупее смерти мир еще не видел, однозначно…
Короткий замах ногой на ухом. Волосы слегка развиваются от искусственно созданного ветерка. Резкая боль раздается в пояснице. Думает, что его почки лопнули к чертовой матери и теперь спокойно плавают в его животе. Словно снежок, который поднимается вверх, если потрясти шарик с водой и елочкой внутри. Пытается развернуться на спину и тут же получает удар в живот.
Скорчившись от боли во всем теле, сворачивается калачиком на теплом асфальте и слушает отдаляющийся звук шагов.Через собственный перегар чувствует запах крови. Смешанный вкус железа и соли на губах моментально вызывает жалость к себе самому. Обессиленный, пытается нащупать что-то кармане джинсов. Сотовый телефон. Удивляется толстой царапине, проходящей по всей длине корпуса. Нажимает на клавишу разблокировки и резко зажмуривает глаза. Яркий свет экрана ослепляет еще несколько минут.
Меню. Написать сообщение.
- деймс, млый.. тымне нужиаен%:
Отправить.
Отредактировано Apollo (11-03-2013 08:46:35)
«Вот в чем смысл вечного существования.» На этой глубокой ноте очередной кусок стейка отправляется в рот. «В осознании и доказывании собственного превосходства. в роскоши, в деньгах. Больше ничего и не надо». Конкретно у него больше ничего и нет, только он об этом не задумывается. Не считает, что все в вечности приходящее, как волны, все время как набегами идет. Для него существует только тишь, гладь, дорогой ресторан и невидимое, но ощутимое превосходство. Оно вечно, но его надо тешить. Это весьма занимательно, правда. Человек, говорящий “нет“ богу это занимательно, человек умоляющий бога - это тоже занимательно, но слишком уж коротки эти зрелища. Нет, правда слишком короткое представление всегда выходит, и итог всегда один, человек не получает ничего. А бог получает стейк, бокал красного вина, и в конце счет, приблизительно долларов на пятьдесят.
Пожалуй, такими моментами можно и нужно наслаждаться. Вот именно такими, когда ты спокоен, расслаблен, практически сыт и самое главное, доволен собой. Это был поистине прекрасный вечер, до этого момента. До момента, когда телефон, все это время мирно покоившейся на столе, полевую руку, не завибрировал и не оповестил сигналом о пришедшем СМС сообщении. На экране высветилось имя отправителя, но экран погас прежде, чем кто-то успел прочитать, потому что тот, кому было адресовано сообщение, занимался поглощением пищи.
Минут через пять, когда на тарелке остался только укроп, сообщению было уделено внимание. Смысл написанного можно было понять, но стиль написанного оставлял желать лучшего. Вообще, это все больше походило на какую-то шутку, и можно было бы предположить, что просто ошиблись номером, если бы вначале не написано было имя, точнее, что-то похожее на имя. «деймс», может, и сорвался бы сразу, по первому зову, а вот Деймос сегодня проявлял ужасную нерасторопность: сначала, он допил вино, потом терпеливо подождал счет, потом, так же терпеливо, сдачу, а уже после всего этого, он соизволил покинуть сие заведение.
Сегодня он был в прекрасном расположении духа. Просто в прекрасном. Настолько прекрасном, что около минуты он наслаждался вечернем воздухом, созерцая окружающею его красоту. Потом, со вздохом, который выражал крайнюю разочарованность в этой жизни, снова обратился к телефону. Вызвать. Пошли гудки. Прошло, наверное, около тридцати секунд, прежде чем они прекратились и на смену им раздался голос. Пьяный.
- Ты, блядь, где, уебище? – Спокойно, даже, можно сказать, без особого интереса, спросил Деймос. Внятного ответа он не получил, только нечленораздельное мычание. – Что, блядь? – Он нахмурился и сильнее прижал телефон к уху, словно это могло бы помочь расслышать сказанное. – Где, блядь?! – Теперь он даже сморщил нос, словно пытался еще и принюхаться. Дело шло к тому, что если в течение минуты он не услышит точный адрес, желательно с GPS координатами, и ему придется искать его самому, то когда он его найдет, а он его найдет, в этом не стоит сомневаться, то обладатель этого пьяного голоса будет собирать выбитые зубы поломанными руками. – Еще раз, где? – Он пытался быть терпеливым, нет, правда пытался, но эта вся сцена была словно вырезана из фильма «тупой и еще тупее». Терпеть это было просто невозможно, оставалось только сбросить, страдальчески закатить глаза, выругаться еще пару раз, и сесть в машину.
Это же просто смешно. Какая такая движущая сила сейчас должна его заставить сорваться, побросать несуществующие дела, и куда-то поехать? Какая такая, мать ее, сила, заставила его сейчас резко повернуть, пересекая сплошную? И что же эта, будь она не ладна, сила, заставляет его кружить по дороге, ища это чертово место «Х»? Названия улиц, номера домов. Уже перепуталось все в голове. Где отправная точка, где конечная. Если он еще раз объедет этот квартал, то можно будет составлять анекдот. Звонить, конечно же, бессмысленно, иначе он при «встрече» просто переедет его на своей машине вдоль, а потом еще пару раз поперек, ибо эта езда уже начинала его напрягать, и дело вовсе не в потраченном бензине, а всматриваться уже глаза устали.
Но вот он, конец мучениям. Резко по тормозам. Машина послушно замирает у тротуара. Деймос выходит, осторожно закрывает дверь, смотрит по сторонам, пытаясь найти успокоение в вечернем воздухе, в деревьях и ярких вывесках. Ему нужно успокоиться, достать телефон, позвонить, и идти на звук. Всего-то. С этим он может справиться.
Гудки в трубке, звуки звонка на улице. Тело, издалека кажущееся бездыханным, и надрывающийся телефон рядом. Деймос даже не думает сбрасывать, пусть он мучается, слушая громкий звонок собственного телефона.
Жил был Иванушка дурачок, собою красавец, а
вот что не сделает всё у него смешно выходит -
не как у людей. Но вот он подходит достаточно близко, и теперь только сбрасывает вызов, наклоняется, светит экраном своего телефона в лицо. Присвистывает, осторожно поворачивает голову, предположительно Аполлона, за подбородок, снова присвистывает, не без улыбки. На собственном телефоне включает камеру, вспышку, фотографирует. При вспышке все стало лучше видно, можно было оценить весь жалкий вид Аполлона.
- Не шутя так. – С какой-то завистью произносит он. Сам давно так хотел отделать Аполлона, а тут какой-то смертный постарался. Даже обидно немного. – Порадуй меня, и скажи, что твоя челюсть сломана. – Деймос еще немного поворачивает голову Аполлона влево, затем вправо. Вроде все нормально. Он, конечно, не врач, но десятки пройденных войн позволяют ему с уверенностью сказать, что челюсть не сломана и даже не вывихнута, к сожалению. – Это просто чудо. Чудо, что ты такой неудачник. А теперь, пожалуйста, соизволь подняться. – Подняться Деймос ему, конечно, помог. Даже более того, он помог ему дойти до машины, и все это время он был спокоен, он даже не сказал ни слова за все эти несколько метров, пока Аполлон вис на нем, вяло передвигая ногами.
- Смотри. – Начал Деймос, прислонив Аполлона спиной к автомобилю. – Эта моя новая любимая машина. Если ты попытаешься или что еще хуже испортишь ее обивку, прошу заметить, что кожа натуральная, то я тебя освежую. Серьезно. И обобью твоей кожей салон. Весь. Включая руль. Ты меня понимаешь? Впрочем, я не отговариваю тебе от порчи салона. Я буду даже рад, если у меня появится повод освежевать твое тело. – Деймос был серьезен как никогда. Он действительно бы смог это сделать, но проблема была не в этом. Проблема была в том, что салон пришлось бы так и так убирать. – Так что давай ты постараешься обойтись без разного рода казусов, если не хочешь лишиться скальпа. – Это как ходить по льду. Аполлон и так-то не внушал доверия, не только видом, а сейчас он и того хуже, был пьян. А машина, машина это святое, рисковать не хотелось. Поэтому, и только поэтому он стукнул его головой о машину. Он, честно, хотел сделать лучше.
Отредактировано Deimos (31-03-2013 09:36:33)
Скажите, господин врач, наверное, ебач я?
«Ну, что вы, милый мой! Нет – вы просто неудачник…»
Жаркий летний воздух давит на легкие. При резком выдохе вроде становится легче, но не надолго. Музыка и крики, доносящиеся из ближайших баров, медленно и верно превращают его мозги в кровавое месиво. Сидящие за рулем водители, видимо желают, чтобы ему было еще хуже от неожиданных взвизгиваний шин и моторов. Редкие прохожие не обращают никакого внимания на безмолвно лежащее тело у них под ногами.
Лежать в содержимом своего желудка - не самое приятное занятие. Он бы с радостью встал и пошел дальше, если бы мог сделать это без посторонней помощи. Вялой рукой пытается вытереть рот от желчи, но с каждой попыткой только еще больше размазывает ее по лицу. Запах резко ударяет в нос и ему становится противно от себя самого. Боится представить то, насколько ужасно и в это же время беспомощно он сейчас выглядит.
Ему уже без разницы, придет ли кто-то спать его от всего этого. Спасать от него же самого. Он уже совсем не против остаться и распрощаться со своей жизнью здесь. На сером, нагретом солнечными лучами и собственным телом, островке. Он уже практически сроднился с этим кусочком асфальта, на котором вполне удобно лежать, если положить руку под голову. Только лишь мелкие камушки все время настойчиво впиваются в тыльную сторону ладони. Терпит, но не долго. Издает животный стон и резким движением переворачивается на спину. Удар по ребрам дает о себе знать.
Теперь он видит небо. Фиолетово-синяя топь отражает свет улицы из-за чего в ней не видно ни одной звезды. Ярко желтый фонарь слепит правый глаз. Сегодня эти маленькие белые точки в небе к нему явно не благосклонны. Тяжело смотреть вверх. Резко закрывает глаза и вдыхает, обжигающий язык, воздух. Комок из всей той грязи, которая находится у него внутри, подкатывает к горлу. Несколько нервных глотков сухого воздуха. Постукивание ладонью по земле, будто попытка успокоить свой организм. Комок вновь оказывается где-то в области желудка и тошнота отступает. Проводит сухим языком по потрескавшимся губам и издает чуть слышный рык.
Музыка, стоящая на звонке в его телефоне, разрывает полночную тишину. Барабанная дробь резкими ударами отдает в тело. Сердце несколько минут отбивает ритм, а затем проваливается в бездну. Открыть и закрыть глаза. Улыбнуться. Понять, что он все-таки беспокоится о нем. Снова улыбнуться. Через несколько секунд все-таки заметить громкость звонка. Изобразить ужасную гримасу на лице и прикрыть голову руками из-за мерзкой боли, вызываемой шумом. Нарастающая мелодия с каждой секундой просачивается в темноту, заливая собой все вокруг. Скулит, дергается лежа на спине. Заносит руку выше головы. Вложить все оставшиеся силы в один удар. Надежда на то, что после этого вокруг снова образуется обычный уличный гул, к которому он уже привык. Что-то тяжелое ударяется об бетон и звуковую дорожку заглушает вой загнанного в тупик животного.
Моргнуть несколько раз подряд. Будто бы это и есть избавление от пульсирующей в такт сердцу, боли. Втянуть через сжатые зубы прохладный, и в тоже время обжигающий все его внутренности, темный воздух. Выдохнуть резко, со стоном. Прижать руку к животу и прочувствовать весь тот ужас, который его окружает. Совершенно один. В незнакомой ему стране, неизвестно в какой части чужого города. Вдребезги пьян и с разбитым носом. С разбитой душой. Попытка дотянуться до всё еще жужжащего телефона. Нащупать нужную кнопку. Нажать. Слушать. Свернуться калачиком, поджав под себя больную руку, и слушать. Пытаться услышать самый нужный ему сейчас голос.
- Ты, блядь, где, уебище? - спокойный и безразличный голос просачивается в его сознание. Он долго не может понять, почему так. Почему на этот раз он такой тихий. Почему он не разрывает его мозги к чертовой матери подобно ультразвуку. Почему именно сейчас он совершенно не заинтересован в златокудром мальчике. Попытка что-то сказать вслух. Поражение. Сейчас он не может уследить даже за собственным языком. Так почему же, черт возьми, он не переживает? Неужели бог, способный нагонять кромешную темноту, не чувствует, что ему плохо?
Дальше только обрывки фраз, в которых слышна одна брань. Он ненавидит это в нем. Через каждое слово. В каждом сообщении. Везде, что связанно с ним. Но это он и есть. Он настоящий. Не скрывающий себя самого. Олицетворяющий все самое худшее, что только может быть. Это и притягивает. Как огромный черный магнит, на фоне которого мальчик чувствует себя алюминиевой крошкой. Он не может с этим ничего поделать. Да и не хочет. Ему это нравится. Нравится тянуться за ним, одновременно с этим проваливаясь в пропасть. Легкая улыбка, от осознания того, что его ищут. От осознания того, что его найдут. Следующим утром или же через пять минут. Неважно. Улыбается от мысли, что найдет его именно он.
Облегченный вздох. Снова набирается смелости ответить ему. Несколько раз прокручивает в голове фразу, которую надо будет произнести вслух. Раскрывает рот и начинает проговаривать. Медленно. Каждое слово. Буква за буквой.
- Забери– старается не хрипеть. -Меня. – Облизывает пересохшие губы. Закрывает глаза, будто переводит дыхание. Сбившийся ритм сердца хорошо просматривается на худом теле. Плечи поднимаются и опускаются в два раза чаще, чем это должно быть. Волнуется. Если бы не дефицит жидкости в его организме, то сейчас с его ладоней можно было бы выжимать тихий океан.
-Приди, пожалуйста. – Умоляющим голосом. Почти шепотом. Язык заплетается после каждого звука, превращая их в какую-то кашу. Сглатывает, выступившую от волнения, слюну. Следом за мольбой проговаривает приблизительный адрес. Случайно всплывшее в сознании название улицы. Не уверен, что это то самое место. Он уже ни в чем не уверен. Снова прислушивается. Сначала тишина, а затем короткие гудки. Расслабляется. Вновь сворачивается калачиком и продолжает ждать. Слегка заметная улыбка. Закрывает глаза и проваливается в огромную яму из своих мыслей и картинок.
....
Чьи-то сильные руки подхватывают почти обездвиженное тело. Он знает кто это. Даже с закрытыми глазами он может со стопроцентной точностью сказать, что это он. Тот, кого он так ждал. Тот, кто всегда находит его. Тот, кто постоянно вытаскивает его из задницы.
Тепло, исходящее от его ладоней, проникает через рубашку до самых ребер. Оно обволакивает все внутри. Мышцы, суставы, кости. Согревает и без того солнечного мальчика. Хочется, чтобы оно осталось с ним навсегда. Поглотило его. Утянуло за собой вниз. В белую пустоту. Туда, где ничего не будет кроме этого тепла, согревающего его душу. Хочется забыться, не с помощью алкоголя или наркотиков, а с помощью его рук. Его тепла. Мальчик и сам не ожидал, что эти руки могут так греть. Он думал, что эти ладони как лед. Только не тают, когда до них дотрагиваешься. Он думал, что эти пальцы способны лишь наводить страх и ужас одним прикосновением к коже. Он ошибся. Тепло проникает в вены. Теперь он будет полностью во власти этих рук. Вспышки в его голове утихают. Тепло утягивает их за собой. Персиково-желтые. Лимонные. Кремовые. Они больше не режут глаза. Они успокаивают. Усыпляют. Совсем скоро они исчезнут, как и он сам. Он рад тому, что ошибся.
Он улыбается. Чувствует мягкие подушечки пальцев на своем лице и улыбается. Он словно кот, развалившийся на солнечных, проходящих сквозь тонкие занавески, лучах. Нежится, успокаивается. Сам себя толкает в это тепло, желая раствориться в нем навсегда, словно в серной кислоте. Грубый и резкий голос разрывает височные доли, но просачиваясь в сознание, он становится еле слышным. Тихим и приятным, словно голос матери, поющей колыбельную своему ребенку.
На секунду открывает глаза и видит перед собой две угольно-черные топи. Холодные. Темные. Мерзкие. Они смотрят прямо на него. Манят его. Засасывают его. Просят идти следом за ними. Заставляют отказаться от тепла, к которому он уже привык. Приказывают перестать чувствовать. И так всегда. Из раза в раз. Сонная улыбка исчезает с его лица. Когда он смотрит в эти болотца, ему постоянно приходится отказываться от самого себя. И от него. От его рук, ладоней, пальцев. Оставлять позади себя его тепло и свою любовь. Губы дергаются из-за страха, а глаза потихоньку закрываются. Он впервые боится того, что будет дальше.
Не в этот раз. Сейчас он не может утонуть в черной грязи, той, которая намешана в его глазах. Он не позволит себе этого. Он слишком сильно увяз в тепле и не собирается из него выпутываться. Он на самом дне этого тепла, если, конечно же, таковое там имеется. Тонны липкого, вязкого чувства сейчас находятся над его головой. Странно, что он может спокойно дышать и продолжать тонуть в этом, похожем на мед, болоте. Муссонные, циркониевые и дымчато-белые вспышки почти не причиняют боли глазам. Только лишь немного ослепляют из-за своего неожиданного появления. Они резко возникают в его голове и так же резко исчезают, не оставляя после себя ничего. Он готов смастерить себе кокон из тех чувств, которые переполняют его в моменты, когда Бог Ужаса дотрагивается до его щек. Он готов на все, лишь бы не быть утянутым в бездну страданий. Хочет открыть глаза и посмотреть на того, кто вечно спасает глупого мальчика. Желает увидеть на его лице спокойствие и улыбку. Жаждет больше никогда не мучиться от вида пляшущих демонов в его зрачках.
Легкое головокружение мешает сосредоточить взгляд на шее. А так хочется. Безумно хочется. Мешает следить за каждым его вздохом. Попытки почти бессмысленны, но иногда все же удается на секунду заметить спокойно-подымающуюся грудь в такт дыханию. Каждое слово, произнесенное спасителем, в действительности, так и остается непонятым. Да наплевать на все слова, которые слетают с его губ. С немного опухших от частых прикусываний губ. Взгляд скользит вниз. Гладко выбритые щеки. Подбородок. Плавно подымающийся и попускающийся кадык. Вены. Еле заметные. Проступившие, скорее всего, от перенапряжения. Хочется быть рядом со всем этим. Все время наблюдать. Постоянно. Всегда. Вечно.
Его немного трясет. Кончики пальцев на руках онемели. Ноги будто ватные. Не слушаются. Пытается удержаться на них, но тут же позволяет себе прижаться поясницей к его машине. Лишь бы была опора. Чувствует как почти незаметный холодок от железа пробирается внутрь через тонкую рубашку.
Мгновение. Резкий звук оглушает со всех сторон. В сотни раз больнее, чем было. Но ненадолго. Боль отступает так же быстро, как и пришла. Словно те вспышки в его голове. Почти моментально становится легче. В тысячи раз легче, чем было. Глаза застилает туман. Затем темнота. Но не пугающая. Наоборот. Родная. Не стоит ее бояться. Веки закрываются сами собой. Сознание отключается. И последней мыслью, оказывается та, что гласит: «Спасибо тебе за твое тепло.»
я надеюсь, что вы не проблювались радугой
У них была какая-то своя особенная игра в гляделки, но только с другим смыслом. Игра заключалось в том, что надо было понять, заглянув в глаза, о чем думает другой. Прочитать что-то в чужом взгляде. Деймос всегда проигрывал. А может Аполлону тоже не удавалась выиграть, но они все равно играли. Порой удавалось заметить во взгляде что-то такое, о чем потом не хотелось думать ни одному, ни другому. Что-то такое, от чего хочется скорее избавиться. Порой это были какие-то молчаливые извинения или благодарность. Деймос не любил ни того ни другого, он просто не понимал этого и все тут. Вот и сейчас ему показалось, что он заметил во взгляде Аполлона какую-то благодарность, прежде чем сознание его покинуло. И от этого его всего передернуло; от этого он сразу же моргнул, а когда открыл глаза, то ничего такого уже не было; глаза Аполлона были закрыты. Никакого «спасибо», никаких «прости».
Он думал, что делает правильно. Делает правильно, подхватывая тело, уже теперь точно обездвиженное, и осторожно кладя его на заднее сидение. Он думает, что это правильно, потому что не видит других вариантов. Смотрит на него, внимательно очень. Есть в этом правильном что-то неправильное. Как бы абсурдно это не звучало, но это единственное, что приходит в голову, когда рядом Аполлон. Когда все, что до селе было правильным, в один миг становится неправильным, и наоборот. Все, что в сознании Деймоса лежало по полочкам падает на пол. О порядке приходится забывать. Порядок приходится поддерживать. Тихо закрывает дверь; садится за руль.
Возникает дилемма – куда ехать? Он хмурится, в задумчивости стучит пальцами по рулю, выстукивая какой-то одному себе известный ритм, поворачивает зеркало, чтобы видеть лежащего на заднем сидении Аполлона. Что правильно? Куда ехать? Ответ приходит как-то сам собой. Повернув ключ в зажигании, надавить на педаль, и поехать, тихо матерясь, к себе. Это правильно. И ехать на красный свет сейчас тоже правильно, и плевать на дорожного движения правила – пра-виль-но. Так, наверное, влияет на него аура бессознательного тела, которое можно увидеть, если поднять глаза к зеркалу.
Заехав на подземную стоянку, даже мыслей не возникает о том, что, может, и зря все это и стоило просто оставить его там, или же сейчас оставить его здесь, в машине. Просто подсознательно чувствуется, что это было бы не правильно. Не правильно даже для него, а он никогда не задумывается о том, что и как, а он просто берет и делает то, что считает нужным, не думая о последствиях.
Деймос вытаскивает Аполлона из машины. Он мог бы его донести на руках, это было бы правильно, но он не может этого сделать. Мысленно ссылается на боли в спине, на грыжу, хотя знает, что такого никогда не случится. И все же опускает его на ноги, подхватывает за талию, забрасывает одну руку себе на плечо, так и тащит его носками обуви по земле. Зная, что так не правильно, так дольше.
Заталкивает его в двери лифта. Мягкий желтый свет, жужжание тросов, и то ощущение, когда все внутри поднимается и можно почувствовать во рту собственный кишечник. Но это не долго, только секунду. Лампочки с номерами этажей зажигаются и потухают. Секунды кажутся бесконечно долгими. Долгими для Деймоса, который прижимает Аполлона к стене лифта и смотрит на него с каким-то странным выражением. Хочется улыбнуться неизвестно чему; может тому, что вот он, несчастный, побитый, пьяный, стоит тут, полностью в твоей власти, под твоей ответственностью; может тому, что он удивительно похож на котенка, бездомного, которого нашли где-то в подвале и подобрали, он сам подобрал; может тому, что все это глупо, абсурдно, и именно так, как не должно быть.
Очередная кнопка зажигается и потухает. Еще две и все, и приедут. Деймос по крепче перехватывает Аполлона, отрываясь от стены и подходя к дверям. Еще одна. Щелк. Снова это чувство в животе. Двери открываются. Они выходят, двери норовят закрыться, но встречают преграду в виде ноги Аполлона. Тихий мат, выражающий недовольства продолжительностью всего этого абсурда. Спина затекла. Но можно дотерпеть последние несколько метров, как на финишном рывке. Снова тихо ругается, говорит что-то о мире, который как-то ему надоел, который как-то его имеет.
Хватит. Вот он – номер, вот она – дверь. Одной рукой пытается найти в кармане ключ-карточку; находит, открывает дверь; заходит, закрывает дверь, и – наконец-то – кладет Аполлона на пол. Согнутся. Разогнутся. Потянутся. Как же невообразимо затекла спина. Так, что он стоит около тридцати секунд, подперев руками поясницу и чуть прогибаясь назад; позвонки хрустят, им это не по вкусу. Выдыхает, распрямляется, первым делом идет в ванную и включает холодную воду. Пока она пробегается, Деймос снимает пиджак, вешает его вместе с полотенцами, закатывает рукава у рубашки. Знает, что будет дальше.
И раз, два, взяли. Снова так же тащит его на себе, но теперь уже расстояние не больше двух метров. Вот они, уже в ванной, холодная вода льется из под крана, успокаивая своей монотонностью. И раз, два, взяли: вначале в самой ванной оказываются ноги Аполлона, а остальное «тело» лежит на полу. И раз, два, взяли: подхватил подмышки и вот он уже весь в ванной.
Деймос трогает рукой воду – ледяная. Превосходно. Он умывается, мысли на секунду становятся яснее, а потом, как только он убирает свои ладони от лица, как перестает чувствовать холод, все идет само собой, на автомате. Остается лишь включить душ и полить Аполлона, продолжая поражаться его сходству с котом. Грязным, мокрым, котом.
Струйки ледяной воды, стекая, становились грязными. Деймос провожал их в сток скучающим взглядом. Вся эта грязь, почему-то, была «не правильной» и вырисовывая узоры на белой ванной подталкивала сделать «не правильный» поступок.
Я - пущеная стрела
И нет зла в моeм сердце, но
Кто-то должен будет упасть всe равно.
- Аполлон, ты тонешь, тонешь, Аполлон. – Тихо говорил он, положив руку тому на лоб и направив душ ему прямо в лицо так, чтобы вода попадала в нос, в рот, в уши. Дело, конечно, в извращенном чувстве юмора и тяги к садизму, но Деймосу эта «шутка» казалась забавной, по крайне мере вот прям сейчас. Какая-то часть его бунтовала, говоря, что стоит остановиться, а другая, которая явно была более сильная, требовала продолжать. Он с нескрываемым интересом и любопытством ждал, что будет, когда Аполлон очнется. Он одновременно хотел и не хотел видеть то, что будет и делать то, что делает. Но это было внутри него, всегда было, и глупо изменять себе, изменять себя сейчас, потому что «так надо».
Отредактировано Deimos (31-03-2013 10:59:16)
тут будет пост
когда я пересмотрю весь тик токникогда
Отредактировано Apollo (03-07-2020 23:40:00)
ты ебанутый
картинка с котенком я обязательно выживу только я обязательно опишусь
да бля буду отпишу пост
че ты начинаешь хдд
Вы здесь » Dangerous game of gods » КАНУВШЕЕ В ЛЕТУ » Ночь. Отель. Утро. Постель. Ботинок. Ботинок?!
