Рвать, раздирать в клочья, сжимать в тиски и кричать, орать что есть силы, срывая голос в надежде выдрать всю мерзкую, ноющую, разъевшую открытую рану, боль, которая раз за разом запускала по новому кругу воспоминания, в которых все перечеркнул лишь один миг, один взгляд. Его достаточно чтобы оставить клеймо, вырезать кинжалом на теле, одно лишь слово «предательство». Единственная вещь, которую Фобос не готов простить, не собирался прощать и не терпел. Особенно если это касалось близких, нет дорогих ему людей. Которые значили в его жизни много, достаточно много чтобы быть готовым умереть за одного из них, не разбирая причины, не спрашивая зачем, не думая, не жалея. От таких людей, кому больше всего доверяешь, просто не ждешь ножа в спину, даже мысль о подобном всячески пресекается задолго до ее формирования. И когда такое происходит, возникает некая заторможенность, смятение, ты просто не знаешь, как поступить, нет, ты даже не осознаешь в полной мере того, что сейчас произошло. Закрывая глаза, прислонившись спиной к холодной стене, дабы отдышаться,  дабы хоть что-то для себя прояснить, успокоится. Но вместо этого вновь и вновь перед глазами возникает образ потных тел сливающихся в агонии страсти, стоны, крики и едва уловимый шепот, слетающийся с губ той, что когда-то в порыве страсти выкрикивала его имя, сейчас он был оттеснен, вычеркнут из собственной жизни. Ему нашли замену, которая едва ли стала лучше оригинала. Любовники, что так эгоистично купались в яростном исступлении, даже не позаботились о том, что их кто-то может увидеть, особенно если это будет он. Больно до смеха,  смеха от собственной ничтожности, безвольности в этой ситуации. И резкого падения, падения в собственных глазах,  позволив вытереть об себя ноги. Сделав половой тряпкой. Злость, накопленная веками вот-вот, готова была вырваться наружу. Терпение лопнуло. Чувство собственного достоинства взяло, наконец, верх над эмоциями, в миг, пресекая малейшее их появление. Засунув так глубоко, насколько это только возможно.  Собственное высокомерие, бушующее в мужчине, не могло позволить им и дальше окунать его в грязь. Никто больше, никто не посмеет этого сделать. А если рискнет, он уничтожит их прежде, чем они даже подумают об этом. В какой-то момент хотелось даже аплодировать  Апате и Деймосу, за столь блестящее представление, за ту наглость, за ту дерзость, за ту черту пересекнув которую они подписали себе смертный приговор. Больно, но, пожалуй, не настолько чтобы опускать руки как это делал раньше. Пришло время раз и навсегда расставить все фигуры по местам. Как собак, кнутом и пряником, приручить, показать, где их место. Открыв глаза, Фобос, шепотом для себя повторил – как собак. Их место. -  и с этими словами переместился в гостиничный номер где обитал его брат. Решив, что работу по исправлению мелочных, похотливых  уродов, начнет именно с него. Глубокий вздох, прожигая легкие, застыл комом на выдохе. Пустой взгляд скользил по гостиничной обстановке, без особого энтузиазма пытаясь за что-то зацепиться. Ожидание только распаляло личных демонов, засевших  настолько глубоко в голове мужчины, минуты тянулись слишком долго, как будто специально, устраивая проверку на прочность его нервам.  В обычные дни, он бы не предал этому значения, но сейчас даже такая мелочь была способна вывести из себя, до ныне невозмутимого Бога, вызывая жгучее желание уничтожить все, что попадалось на его пути. Но в место этого, лишь гулкий хруст костяшек пальцев. Один за другим, тихо так…хруст, еще один, эхом подхваченный в кромешной тьме комнаты, в которой находился Фобос. Так  громко, что думать было невозможно. Чужие голоса, сотни тысяч голосов, из которых невозможно выделить ни одного, ни одного слова нашептанного ими, только гул, нарастающий с каждой секундой невыносимый гул, разрывающий барабанные перепонки. Где-то позади, послышались шаги, такие ровные, уверенно приближающиеся к двери, за которой скрывался бог. Все ближе, вновь перехватило дыхание, но уже в предвкушении, в неком сладостном волнении, от которого начинает закипать кровь, адреналин скользит по венам, вызывая болезненную их пульсацию. Мимические мышцы дрогнули, вырезая на губах животный оскал. Все ближе…звон ключей, щелчок замка, дверь открывается. Но Фобос не спешит, дожидаясь пока хозяин приблизиться. Вот он уже в той же комнате, мужчина медленно встал с кресла, поворачиваясь к брату, срезая дистанцию, приближаясь практически впритык и неотрывно смотря в глаза. Никаких вопросов никаких ответов, ничего, лишь эта мерзкая тишина, терзающая тишина, ненавистная, давящая. Внезапно в голове все смолкло, прояснился ум, даже стало как-то легче что ли. Все улеглось, вновь пришло на выручку хвалебное спокойствие и безропотность. Нет. Уже даже не больно. Рывок и молниеносный удар в поддых,  возможно мужчина в какой-то степени не рассчитал силу его, сделав на порядок сильнее рассчитанного, но и этот результат удовлетворил бога. Как только тот согнулся, мужчина, слегка  обнимая, удерживая тем самым Деймоса, наклонился к нему и прошептал едва слышно - что случилось? Неужели больно?- едкая усмешка, повернувшись, нанес новый удар локтем, по шейным позвонкам, а после и вовсе заломив, заставляя лечь на пол, наступив ногой на его спину, Фобос присел, склоняясь над мужчиной. -  А теперь поговорим.  Понравилось спать с моей женой? – глупый, судорожный смех, выдающий все напряжение его обладателя, за которым можно было уловить едва заметные нотки досады, утопающие среди прочего ансамбля злости, ревности и обиды. И больше ничего...пусто...

Кровь, сломанные кости, разорванные внутренности,…да и еще раз да, медленно переводя свой план в исполнение. Его заставили отшатнуться, возможно, даже сломав нос, однако мужчина не шибко обращал на это внимание, это всего лишь мелкая заминка перед неизбежным. Чтобы тот не сказал, чтобы не сделал, Фобосу плевать, он даже не собирается ему отвечать, на жалкие недвусмысленные вопросы, к чему вся тирада бессмысленных слов, зачем нужно было вообще начинать этот разговор. Ошибка, допустив которую мужчина уже изрядно пожалел, желая заткнуть этой поганой шавке рот. Должно быть его это забавляет, нравится извлекать некое извращенное удовольствие из любой ситуации. Столько труда, столько усилий, так много времени чтобы спланировать это все, слишком много. Деймос отличался изрядным терпением, чтобы ради собственной минуты славы, угробить два года жизни. Хотя, что там эта жизнь, те два года, для бессмертного Бога, который живет вечность и немного больше? Но даже это сейчас немаловажно. Столько всего, а ради чего? Ради брата? Как же нелепо, как же глупо, что заставляет восхищаться в некоторой степени, это даже поражает.  Теперь у Фобоса просто не оставалось выбора, как оправдать все надежды Деймоса, если даже не превзойти их. Или же просто развернуться и уйти, лишить его долгожданного момента. Достаточно жестоко, пустить все его усилия кануть в лету.  Он будет зол, безумно зол и это позабавит, это принесет некое удовлетворение, но ненадолго. Вряд ли за ним придет спокойствие. Сложно было бороться с собственными демонами и не размазать по стенке этот презренный мешок дерьма, вот только руки марать не хотелось. Оно бы того не стоило. Поговорить? Говорить так же не с кем и не о чем. Решение было принято молниеносно. Без долгих раздумий и взвеса всех  за и против, что было не свойственно богу, даже в те моменты, когда старший сын Ареса был безумно зол.  – Уговорил.- единственное что соизволил произнести бог, напрочь игнорируя вопроса брата. Фобос довольно быстро приблизился к нему, пресекая все попытки для бегства или изворота,  с силой взяв его за волосы, натянул, заставляя встать и огрел головой об стенку. Несколько шагов, заставляя отстранится, и вновь удар, но уже более сильный. За ним еще один и еще, крепко сжимая в тиски и напирая всем телом, дабы тот не смог даже пошевелиться, не говоря уже высвободиться. Наконец угомонившись, мужчина рывком развернул его к себе, выудил из кармана пиджака чистый белый платок и с силой вытер кровь с лица брата, доставляя тому ряд новых неудобств и боли. В глазах плясали бесы, которые только подстегивали к новым необдуманным поступкам. Казалось что и без того уже красочная картина не закончена. Как и любой художник, чувствуя что еще чего-то не хватает, чего-то очень важного без чего шедевр будет лишь жалкой пародией. Ощущая себя Рафаэлем, расписывающим Сикстинскую капеллу, Фобос заворожено смотрел на свое творение,  шумное дыхание, дикое возбуждение вызванное зрелищем, сложно было скрыть истинное удовольствие полученное мужчиной, слыша хриплые, опьяняющие стоны переполненные болью. Кровь, стекающая узорами по бледной коже освещенной лунным сиянием, поистине зачаровывающее зрелище. Судорожные вздымания грудной клетки, внутри которой сломаны порядком трех ребер, если не больше. Дрожь окровавленных губ, но такой же дикий взгляд, как и тогда, когда осмелился бросить этот вызов. Должно быть такой же больной взгляд, как и у Фобоса сейчас. Два психа сошлись в равном поединке, сумасшествие одного из которых долго скрывалось под пеленой холодного просчета и идеализированного взгляда на жизнь. Ситуация просто располагала чтобы все что было скрыто прорвалось, хлынуло беспощадным потоком, обнажая истинную сущность. Жаждущую причинять боль, ломать, крушить. Все так медленно,  плавные действия походили на танец, страстный и полной звериной жестокости и неистовости. Хруст сломанных костей напоминал симфонию духового оркестра, такое же изящество, такой же  ласкающий слух звук. Звериный крик, переполненный яростью срываемый новым шквалом ударов, вводил в транс, заставляя утопать в собственном безумии, погружаясь все глубже в омут своих истинных желаний. В этом они были схожи, оба любили боль, но каждый по-своему. Фобосу нравилось причинять ее, а брат, судя по всему, жадно принимал ее, наслаждаясь каждой ее острой ноткой, каждым всеобъемлющим мигом, прожигающим нервные окончания тела мужчины. – Позволишь мне продолжить? Или начнешь вести себя как мужчина и примешь вызов? Выбор за тобой. Я же, получу удовольствие в любом случаи и ты, не лишишь меня, этого упоительного момента, когда я перережу тебе глотку и буду наблюдать, как ты захлебываешься собственной кровью перемешенной с изливаемой тобой желчью, желая испортить мне жизнь. Тебя так бесит, что я получаю все что захочу? Что я первенец, а ты всего лишь моя тень? Стоило сказать раньше, я бы уступил эту «почетную роль», а не уподобляться шакалу. О чем это я? Ты всегда им был. Пожалуй, стоит завести и назвать так зверюшку. Если честно, я уже соскучился без твоего эгоизма. А ты меня повеселил. Правда. Было очень весело. Но теперь пора закончить. – поддевая его голову за подбородок, жестоко до боли сжимая, заглядывая в темные глаза. Столько злости, столько дерзости что это не могло не вызвать ухмылку.  В глубине души мужчина уже собирался закончить, однако любопытство что же он предпримет, все же взяло верх. Оно разъедало, делая улыбку все более широкой и зверской. Сложно было отказаться от игрушки, которая сама же провоцирует, такая игрушка не может надоесть. Ей нравится, все то, что с ней сделают и это радовало. О такой игрушке, пожалуй, стоит только мечтать. И наслаждаться до конца. Пока не останется кто-то один, тот один, кто выйдет из этого гостиничного номера….живым.

*Louis Garrel – Les yeux au ciel
Все понеслось с такой стремительной скоростью, за которой трудно угнаться, трудно ухватить хотя бы суть среди обрывков недосказанных слов, несовершенных поступков...все разлеталось, уносилось куда-то далеко. Поднимая руку в небо, пытаясь поймать ускользающий образ. Так далеко...слишком быстро,  сходя с дистанции не успев даже на нее вступить. Словно земля уходит из-под ног, рассыпаясь на сотни мелких песчинок, проваливаясь вниз, пытаясь в полете ухватиться за воздух, словно он тверд и незыблем, словно способен удержать. но вместо этого пальцы не найдя сопротивления соскальзывают рассекая его . неотвратимое падение, такое стремительно оглушающее, но  в какой-то момент кажется что все происходит слишком медленно.  перед глазами не проносится жизнь,  не скользят моменты из прошлого. Словно этого вообще никогда не было. Все придумано, кем-то другим, кому нравится вкус легкой наживы и ощущение собственной слабости. Именно поэтому его история  еще не имеет конца. Глухой удар о землю или быть может по голове, и понеслось по новой, яркий свет не зная жив или нет, а затем взлет,  такой неожиданный. Жадный вздох, ощущение жизни переполняет легкие, разливаясь по телу каким-то невыносимо мягким теплом, обтекающим все сознание. Это чувство такое дикое,  словно впервые, словно не было  многочисленных падений, раздробивших душу  в щепки,  который с новой силой впивались в  сломленное тело, передавая импульсы. Жив, но не ты, а кто-то другой, постоянно кто-то новый, полностью другой, но не ты, тебя нет.  и уже никогда не будет.  Стоит привыкнуть, смирится и вновь, очередное падение уносящее еще одну частичку тебя. поднимая глаза в небо или же это был потолок гостиничного номера, сейчас это всего лишь белое пятно плывущее подобно облакам... щурясь пытаясь рассмотреть образ творца, найти обитателя небес, белое пятно, никаких образов, никаких очертаний, силуэтов, слепящая пелена да и только.  Жадно дыша, наполняя легкие. Разочарование отрезвляло, словно горки, вверх вниз и по кругу, все сначала. Стук собственного сердца, отбивающий марш  по вискам, гул, едва различимый шум или быть может слова. Холод  все еще не покидающий до конца тело оставляют призрачную надежду. Он мертв, несомненно, только тело дышит, а сердце бьется.  Жить - умирая или умирать – живя, все это так знакомо, что практически не удивляет. Два состояния не дают окончательно насладиться чем-то одним. Гадко, словно  внутри все распотрошили и, забыв зашить грудную клетку, наложили бинты. Запах крови, свой или чей-то, хотя скорее общий,  отягощающий воздух. Смотря перед собой, но все еще находясь отстраненным,  все та ж пелена, но едва уловимое движение. хочется проследить, но все еще неподвижен.  Непонимание или нежелание понимать, где, почему и что происходило. Все настолько  безразлично. Какие-то разорванные нити, постепенно заставляют включиться рефлексам. Тело словно чужое, ни боли, ни онемения. Словно все происходит с кем-то другим. В очередной раз посещает глупая мысль, что это все чужая жизнь, кого-то другого, не его, словно случайный прохожий сейчас наблюдая за всем со стороны, так отстраненно и равнодушно, что просто нелепо.  Бессмысленно, глупо, наивно. Настолько, что просто не остается выбора, как продолжать, продолжать играть, по своим и чужим правилам, играть так чтобы не оставлять лишних мыслей или сожалений. Бить, кричать, делать все что угодно, лишь бы игра продолжалась, чтобы ей были довольны создатели судеб, хотя речь шла вовсе не о них. Для них это лишь новая партия в нескончаемой игре, и вовсе неважно, если какая-то фигура выйдет из строя. Так почему не он? или же это вовсе не игра? слишком много вопросов, на которых не хочется знать ответы. Рой мыслей, запуская сознание, позволяя полностью восстановиться. Былая ярость, такая неистовая и бессмысленная, покинула тело, взамен пришла ноющая физическая боль. Садящая. Голова все еще  была словно чугунной, но головокружение прошло, пелена спала с глаз, возвращая нормальное функционирование зрения. Осмотреться и затем сделать рывок, один единственный, не сильный, но достаточный, чтобы скинуть балласт груза с себя. Переворачиваясь, нависая сверху, мешкая всего пару секунд, и занося руку для ответного удара, размашисто и словно соскальзывая удар, за ним еще один и еще, и еще, и еще. Пока не перехватит дыхание,  а мышцы не заноют от усталости. Отдышка, перекатываясь с него и падая рядом, холод пола, приводит в чувства позволяя как можно быстрее прийти в форму, чтобы продолжить. главное не останавливаться. Сев, поджимая ноги под себя и облокачиваясь на стену, шарит в карманах в поисках пачки сигарет, выудив которую, тут же зажимает в губах сигарету, скользя взглядом по комнате  в поисках зажигалки. Хочется курить, невыносимо,. Травить легкие, выжигать из них отвратительно чистый кислород, заведомо зная, что от этого ничего не  будет, кроме кратковременного ощущения свободы, нет - спокойствия. Просто спокойствия способного  угомонить все что било через край доводя до безрассудства. нигде нет, словно потеряв что-то важное еще раз судорожно всматривается в каждую деталь гостиничного интерьера, но нет...Шумный вздох,  подрагивающими пальцами зарываясь в волосы,  пытаясь унять растущую злость. По пальцам стекает теплая жидкость, окрашивая в красный. Голова пробита…настолько сильно, что просто лишает контроля окончательно.  Заставляя  прошептать едва слышно, то о чем молчал слишком долго: - я же все равно прощу. Чтобы она не сделала. Я настолько глуп, что могу закрывать глаза, даже на это… прощая вновь. Я одержим, Деймос, понимаешь? Я одержим ей, как бы это паскудно не звучало, но я люблю ее. Я не знаю, что она для тебя значит, но не заставляй ее страдать… из-за тебя…не повторяй моих ошибок. Закрывая глаза, мужчина легко улыбнулся,  полностью беря контроль над своими эмоциями, но в какой-то момент могло показаться, что по щеке скатилась, одна единственная слеза, тут же сгорая бесследно на разгоряченной коже или же это была очередная иллюзия? слишком много вопросов, слишком...