 |
Dangerous game of gods |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Dangerous game of gods » КАНУВШЕЕ В ЛЕТУ » Самый пьяный округ в мире.
ДАЙТЕ МНЕ СКОТЧ!
НОРМАЛЬНЫЙ, АМЕРИКАНСКИЙ СКОТЧ ИЗ ШОТЛАНДИИ!
United States of America, 1920s.
Суровые времена "Сухого закона".
Маленький городок с собственной легендой, публикой и правилами.
WANTED:
|
|
История о том, что Олимп – "круглый", но Земля круглее,
а также о божественных предприимчивости, навязчивости и солидарности.
– Ты должен знать, что мир никогда не кажется таким идеальным, если ты не пьян.
Сейчас он идеальный. (c)
Короткая вспышка пламени от чужой спички, услужливо протянутой, как только в тонких пальцах появляется мундштук, в сумерках выглядит так живо и завораживающе, что на какой-то миг мне хочется ее остановить. Огонек гаснет, и я, выдыхая тонкую струйку дыма, облокачиваюсь на капот Линкольна, припаркованного на окраине небольшого городка всеми богами забытого в пригороде Чикаго. По словам водителя, любезно согласившегося меня сюда довезти, население городка минимальное, туристы заезжают редко, поскольку смотреть здесь особо нечего. Неудивительно, что кое-кто счел это место идеальным.
Водитель, к слову, действительно мил и, заметив резкое движение плечами от внезапного порыва ветра, спешит накинуть на плечи пальто. Предлагает проводить или дождаться возвращения, пугает тем, что я не знакома со здешними местами. А что мне здешние места, если мне нужен во-о-он тот дом, который служит лучшим ориентиром, да и если мне грозит какая-то опасность, вряд ли он сможет меня от нее защитить. Подобная забота меня умиляет, и я оставляю ему немного больше чаевых, а когда он предлагает проводить еще раз, доверительным тоном отвечаю, что ведьма и лечу на шабаш. Не верит, смеется. Наивный. А я ведь почти не соврала.
Прощаюсь, поправляя пальто, и выхожу на еле протоптанную дорожку, ведущую к дому. Удивительно, что она вообще есть, не думаю, что там часто бывают гости. Хвалю себя за собственную сообразительность одеть ботиночки, а не туфли на каблуке, и перекладываю мундштук в левую руку. Подозреваю, что со стороны я выгляжу…интересно, однако это не мешает мне идти с самым невозмутимым видом.
Спасибо, милый друг, за то, что превратил поиски тебя в увлекательнейший квест, когда единственным ориентиром служил всего лишь материк. Могу предположить, что ни одна девушка, при всей твоей любвеобильности, не искала тебя с тем настойчивым упорством, с которым это делала я. А чтоб впредь неповадно было пропадать так надолго.
Оказавшись в Чикаго, найти тебя не составило труда при знакомстве с определенными людьми. Слух о первоклассном алкоголе из какого-то городка, ничего удивительного, что все хотят заключить сделку на поставки, и я сначала только предположила, что ты с этим можешь быть связан. Пока не попробовала. Могла бы и сама догадаться, чем ты занят во времена самого разгара сухого закона, когда все нелегальные дельцы рано или поздно прикрывают свои лавочки, но никто в этой стране не желает оставаться без алкоголя и, причем, алкоголя хорошего.
Интересно, Дионис в доле или помогает из любви к искусству?
Проигнорировав дом, прохожу сразу к винодельне. Шестым чувством чую, что найду тебя скорее там, чем мирно посапывающим дома. Докурив и спрятав мундштук в сумочку, бесшумно прохожу внутрь, оглядывая помещение. Неплохо устроился, это точно. Обхожу бочки и замечаю тебя, стоящего в пол оборота с какими-то бумагами в руках. Уверена, подсчитываешь прибыль, я слишком хорошо знаю этот блеск в глазах.
- Почем нынче опиум для народа? – интересуюсь, усаживаясь на ближайшую бочку, и искренне улыбаюсь. Я успела соскучиться.
У песка был привкус греха, вина и пороха. Первое было выводом, последующее – средством. И оттенок второго ингредиента всё истощался, и с каждым разом чаще заменялся кровью, бледной и чрезвычайно жидкой, без привычной составляющей пьяного безумства, стоило Восемнадцатой поправке вступить в силу. Хотя кое-кто до сих пор ронял отдельные капли, привезенные в буханках хлеба, в детских колясках, вшитыми в подкладку мензурках, полных добротного, восхитительного виски или душистого портвейна с дальних берегов. Вы удивитесь, насколько неисповедимы пути человеческие. Я всегда удивлялся. И именно эти пути приводили к тому, что Америка до сих пор пахла золотом. Только золото для каждого поколения было разное.
Америка была восхитительна в своём постоянстве.
Городишко нашелся непросто.
Городишко спал днем и кишел пороком ночью.
Городишко воровал кошельки и выменивал годы человеческой жизни на простые, вечные минуты наслаждения.
Голые прилавки с выведенными на пыли адресами разорившихся поставщиков и прострелянные, как пугало в охотничий сезон, массивные люстры, когда-то наводящие трепет на посетителей здешних таверн и придававшие им излишнюю значимость завораживали. Как и скрип от каблука ботинка, ступившего на отполированную сотней подошв половую доску, пропахшую выпивкой и дешевым табаком. Неужели они не понимали, что живут во времена богов? Ведь для того, чтобы перед тобой преклонились, достаточно выставить сапог на постамент, и к нему приникнут, как к Святому Граалю, начищая до блеска. Мелочь, задиристо прыгающая по раскаленному камню, ловится желаннее, чем воздух, необходимый свежевыловленной форели, чтобы выжить. Школа жизни и обряд принятия в здешнее общество – искусно разбитая губа, пара переломанных рёбер и длинная вереница стопок текилы от одного края барной стойки до другого.
Городишко плевал на большой мир и депрессию – новое заболевание мегаполисов.
Неужели я ещё не сказал, что городишко мне подходил?
Обветшалая, разорившаяся пару десятилетий назад винодельня стала оплотом заблудших душ, найти чей путь в другую, более лакомую, как мираж в пустыне, сторону оказалось несложно за вознаграждение преданности гармонии здешних красот. Набивали цену по классической схеме: прошлый хозяин в порыве гнева перестрелял всех родственников, после застрелился сам, и теперь его дух бродит по окрестностям и добавляет в вино металлический привкус крови. Жаль, что всё это было выдумками: владельца этой винодельни я знал и, поверьте, пока мы прогуливались с ним напоследок перед его круизом в загробный мир, я успел понять, что он был очень славным малым.
Благодаря золотым загребущим лапам Диониса первая бутылка приличного белого увидела свет уже следующим летом, играя на солнце стеклом цвета жженного сахара. Ради этого братец станцевал не один шаманский танец в возбужденном предвкушении художника, творящего мировой шедевр, после чего мы сошлись на его тридцати к моим семидесяти с учётом, что дополнительную родственную пятерку сверху он получит собственным же товаром. Учитывая, что папочка снова держал красавчика на коротком поводке, видели бы вы ту детскую радость!
Я потерялся в сделках, как теряются в дремучей чаще подростки в поисках острых ощущений.
И кому, как не Нике иметь хороший вкус на процветающий нелегальный бизнес?
Опиум для народа был дорог.
– Королеве Виктории готов сделать скидку, – я оборачивался не спеша, и то – вполоборота, чтобы не испортить встречу со старой подругой вульгарностью. Намёк, выраженный нагло поведенным уголком губ. Листы с отчётностью продолжали деловито шелестеть между пальцами: – Сколько минут прошло прежде, чем ты бросилась меня искать? – Широкая улыбка. Тотальное поражение.
Отредактировано Hermes (24-08-2013 22:16:17)
В маленьких городах есть особая магия. Это замечаешь, только уехав из мегаполиса, горящего огнями круглые сутки и поистине никогда не спящего. Чикаго жил громко и напоказ, он освещал дороги, по которым ездили дорогие машины, играл джаз, будил рискнувших заснуть чредой выстрелов из Томми-гана и никогда, ни на секундочку не засыпал. Городишко, в котором обосновался Гермес, был с виду обманчиво спокоен.
- Очень любезно с твоей стороны, - легкий прищур светлых глаз с выражением «ты неисправим», - Тогда я беру красное сухое, по старой памяти.
Я проделала слишком долгий путь, чтоб остаться без компенсации. Впрочем, я могла бы найти тебя и раньше, но мне хотелось что-то изменить, где-то побывать. И я объездила Европу. Вновь. Это было моим любимым развлечением – наблюдать, как меняются люди со временем. В этот раз люди были сломленными, уставшими, до сих пор сталкивающиеся с отголосками войны. В Европе властвовал страх, а это была уже не моя сфера деятельности. И пусть они и проклинали всех богов, я за собой вины не чувствовала. Это они развязали эту бойню, так почему бы нам слегка не развлечься, наблюдая за ними?
Я прожила среди них достаточно долго, чтобы понять, что хочу сбежать, вот только бежать было некуда. И я отправилась к тебе, как и сотню, и двести лет назад, как и всегда, когда мне становилось невмоготу. В детстве от шпилек братьев, сейчас от человеческой глупости, однообразия, страха.
То ли дело Америка, где, кажется, мы оба получили то, что нам больше всего было нужно. Америка, готовая вот-вот рухнуть, и мне не надо было вникать ни в какие документы или дела Уолл-стрит, чтобы быть в этом уверенной, но все еще манящая и привлекающая внимание роскошью, идеальной жизнью.
- Я бы бросилась искать раньше, но решила дать тебе возможность от меня слегка отдохнуть. Но все, счастливые деньки закончились, теперь тебе некуда от меня деваться.
Спрыгиваю с бочки, провожу рукой по дубу и отхожу с искренним любопытством осмотреть внушительные владения психопомпа. Теперь становилось понятно, на что ушла пара лет. Интересно было только, не пытались ли их лавочку прикрыть. Судя по нравам местного народца это было бы неудивительно, а то невесть откуда появляются два предприимчивых братца, и в то время, когда остальные поставщики алкоголя очень быстро прекращают свой бизнес, а некоторые и жизнью расплачиваются, у этих двоих дела идут все лучше и лучше. Скорее всего, пытались, и скорее всего Гермес очень доступно и в какой-то степени даже ласково объяснил, почему этого делать не стоит. Метод кнута и пряника – сначала попытка миролюбиво договориться, кому нужны проблемы, ну а когда это перестает работать (например, когда в людях просыпается жадность до чужих денег, а рано или поздно, но это происходит всегда), остается только поставить на место.
- Рассказывай, как докатился до такой жизни? – насмешливо фыркаю, не изменяя своей манере исключительно из лучших чувств его подкалывать, - Судя по тому, что я слышала в городе, на тебя чуть не молятся. С их стороны, конечно, разумно, особенно, если бы они знали кто ты.
Ты пахнешь дорогой, жгучим любопытством и домом. Иногда мне кажется, как Святую землю (насколько бы далеко от святости она ни была), ты прикалываешь кусочек Олимпа к собственному плащу, и дымок чудес тянется, как шлейф, струится, как шелковая шаль, пока ты не успокаиваешься, не перестаешь бежать, и тот концентрируется вокруг тебя, как рой пчел вокруг особо сочного цветка. Тогда, побежденный, мир останавливается.
Ты пахнешь первобытной энергией, силой не от мира сего, чужим трепетом – наследством твоей матери. Я чувствую это сейчас гораздо более остро, чем два года назад. Запах вгрызается в одежду, впитывается в деревянные балки. Он почти осязаем при дневном свете раскаленного до бела городишки в захолустном пригороде Чикаго. Ты прекрасно знаешь, как влияет на меня долгое нахождение в рядах суетного человечества: при возвращении домой становлюсь похож на капризную барышню, страдающий страшной мигренью, потому что чувства заточены, как острое лезвие. С каждым днём всё более отчетливо превращаюсь в ищейку, за версту чующую одновременно бродячего пса, демона и букет гортензий на Лазурном побережье. В такое время, впрочем, ты не жалуешься. Ворчишь – само собой. Но это дружеское, поддерживающее ворчание.
Но перед этим ты, разумеется, деловито выторговываешь у меня к мятному пару лишних коробочек мармелада, – "солнышко, я делаю всё это только для твоего здоровья, мармелад повышает настроение!" (говорит Ника и поспешно съедает последнюю мармеладинку из последней партии, чтобы можно было попробовать что-то новое).
И всё встает на свои места.
Может, природа действительно предписала мне твои заботы, как лекарство?
По губам продолжает гулять широкая улыбка. Я согласен, что ты заслужила вознаграждение за своё путешествие. Неисправимых в этой комнате было явно двое. Умышленно строю серьезную морду, после расплываясь в хулиганской ухмылке, но пока что сухо рапортую:
– На купажи красного сухого скидка не действует, – и на Бордо от восемнадцатого века они не похожи, дорогая. Тем не менее уголок планшета из кожи грубой выделки, за компанию с бумагами, нахально утыкается в воздух по направлению к тебе. – Зато могу предложить отличную партию белого полусухого. Они на него молятся, – будничным тоном добавляю после и устремляюсь в сторону погреба. Прибыль обиженно хлопает чеками о наспех сколоченный стол, лишившись должного внимания.
Я знаю, что ты последуешь за мной. Хотя бы потому, что богине должно быть интересно, что смертные, покуда хватает духу, превозносят в ранг новой религии.
– В какой из бельгийских кондитерских ты пропадала? – ухмыляюсь.
Боюсь, это тебе больше от меня никуда не деться.
Дионис приходит раз в две недели: проверяет виноград и пугает паразитов рожицами. Я не могу смотреть на это без слез, но от вредителей на самом деле следа не остается. Я рассказываю красочно и в подробностях, и слушаю, как эмоции конвульсивно бьются о стены узкого спуска в длинный коридор, в котором, как булавки в подушечке для иголок, в нишах притаились сотни бутылок. Я рассказываю о планах на будущее и прошлое, о том, как мы вышибли двух бугаев с территории, когда пришла алкогольная мафия, всю нашу историю, едва стоило мне сделать шаг с Олимпа – и как братец принимал участие в создании того стола, что ты видела наверху. В тот день Дионис посадил занозу; следующие полтора часа я отпаивал его виски и поддавался в кости.
Бутылка находится сама, буквально падает в подставленную руку. Не люблю открывать штопором.
Я вскрываю вино швейцарским ножом прежде, чем ты успеваешь разглядеть этикетку.
Неподалеку стоят бокалы, но все равно протягиваю так: освободившимся горлышком, как вызовом. Небрежно и тепло одновременно. Озвучивать приглашение не считаю нужным.
Бутылка темная. И таит секреты.
Красное сухое, "гаме" с нотками клубники и перца от 1762.
Люди забавные. Нет, это сейчас во мне проснулся не божественный снобизм, присущий большинству олимпийцев в разной степени тяжести. Просто они правда забавные. Кто-то верит в богов, кто-то верит в себя, а кто-то каждый месяц отчисляет девяносто процентов своей зарплаты всяким сомнительным сектам и прекрасно себя при этом мироощущает. И каждый уверен в том, что прав именно он.
Годы идут, на Земле ничего не меняется.
Кто-то придумывает легенды, как, например, о красной нити судьбы, кто-то в них верит, кто-то считает детской сказкой. Если бы я не знала точно, что никакой невидимой красной нити, связывающей мизинцы двух людей, не существует, я бы совершенно искренне и без тени сомнения поверила. Поверила бы, вот только не стала бы загонять этих двоих в рамки непременно влюбленных. Люди любят все ограничивать, конкретизировать даже в подобных вещах.
Я бы поверила, объяснив тем самым эту привязанность, которая ни одному логическому объяснению поддаваться не желала вот уже тысячи лет. Впрочем, все было предельно просто – иногда мы разъезжались на год-два-три (что такое несколько лет, когда в запасе вечность?), но я никогда не испытывала себя на прочность в попытке узнать, сколько же смогу порознь, в итоге вновь встречаясь дома или по велению судьбы пересекаясь где-то еще. У нас же с тобой практически профессиональная особенность появляться в самых интересных местах.
Иногда мне до дрожи в кончиках пальцев хочется пошевелить мизинцем, чтобы убедиться, что этой нити действительно не существует.
А то вдруг просто мы ее тоже не видим?
Надуть обиженно губы и хмуро сдвинуть брови на наглое заявление о купажах красного сухого я не успеваю. Это как в детстве – мятную конфетку я тебе не дам, зато покажу, какие весь Олимп коробками закупает. Ему даже не нужно оборачиваться, чтобы точно знать, что я следую за ним, задержавшись на минутку лишь для того, чтобы скинуть с плеч пальто. Еще бы, интересно же на что никогда не бывшие благочестивыми протестанты променяли свои Quinque sola.
- Во всех, - совершенно искренне отвечаю, услышав про кондитерские, и мечтательно вздыхаю. У каждого свои маленькие слабости, мои пахли свежей выпечкой и горячим шоколадом. И вряд ли тебе придет в голову усомниться и заподозрить, что хоть одну, пусть даже самую скромную и неприметную кондитерскую, я обделила вниманием. Практика показывала, что как раз именно в таких и подавались самые восхитительные вафли, - И на полном серьезе заявляю, что я чудом не лопнула.
Пожалуй, стоило захватить с собой пару коробочек сладостей, побаловать покровителя купцов и прочих на руку нечистых товарищей, и я бы непременно так и сделала, если бы малодушная мысль о бегстве и желание его увидеть не закрались в голову столь неожиданно.
Прости, mon cher, мне было не до того.
Впрочем, у вас тут и без моих бельгийских вафель весело. Мне остается только смеяться, слушая твои рассказы о том, как вы устроились. Ты щадишь и балуешь мое любопытство, рассказывая красочно и вкусно с мельчайшими подробностями, которые я бы все равно потом начала выпытывать. Значит, Дионис здесь далеко не редкий гость, что, в общем-то, не удивительно, учитывая его трепетное отношение к виноградникам, и что не может не радовать. Поэтому несносному божку я скучала ни чуть не меньше.
- А когда он планирует снова заглянуть?
Я не вижу этикетку, но уже и не стремлюсь, а протянутая бутылка вызывает приятные ассоциации с рулеткой. Удивительное дело, в обществе этих двух сынков Зевса в воздухе вечно витала атмосфера карточных игр с хорошим алкоголем и дорогими сигарами.
При всем моем уважении к нашему другу-алкоголику, я возмутительно равнодушна к белому вину.
Я забираю у тебя бутылку и отпиваю немного из горлышка.
И довольно жмурюсь, почувствовав терпкий вкус несомненно красного и всенепременно сухого. И мало того, судя по вкусу и аромату, далеко не двухлетней и даже не пятилетней выдержки.
Гермес как никто другой умел грамотно преподносить королевские подарки.
- Обма-а-анщик, - что в общем-то не мешает мне с счастливой улыбкой лениво и проформы ради его за подобное пожурить. Делаю еще глоток и делюсь с самым профессиональным из мошенников, все также игнорируя стоящие неподалеку бокалы. Я пока не определилась, является ли то, что мы пьем такое вино, не утруждая себя тем, чтобы разлить его по бокалам, проявлением редкой степени безвкусицы и невежества, но я точно знаю, что за прошедшие пару лет мне впервые так тепло.
Отредактировано Nike (08-09-2013 14:05:36)
Вы здесь » Dangerous game of gods » КАНУВШЕЕ В ЛЕТУ » Самый пьяный округ в мире.
